Подвергавшиеся в ту пору жесточайшей эксплуатации рабочие, все ещё находились в плену царистских иллюзий, рассчитывали на поддержку со стороны государя в борьбе против несвободы и несправедливости. На протяжении веков значительная часть народа, испытывая на себе гнёт правящего класса, считала императора своим заступником, будто бы способным защитить простых людей от произвола злых бояр. Весомый вклад в распространение подобных представлений вносили действовавшие под контролем царской охранки организации вроде «Собрания русских фабрично-заводских рабочих г. Санкт-Петербурга». Многие рабочие поддались на призывы участия в шествии к Зимнему дворцу и подачи петиций царю в расчёте на выполнение им народных наказов. Однако Николай II велел накормить народ пулями.

9 (22) января 1905 года окончательно кануло в лету представление о «хорошем царе и о злых боярах», когда в шести местах Петербурга (у Нарвских ворот, у Троицкого моста, на Шлиссельбургском тракте, на Васильевском острове, на Невском проспекте, на Дворцовой площади) войска стреляли по идущим к Зимнему дворцу колоннам рабочих, рубили шашками участников мирного шествия, топтали их конями. В результате этих событий только по официальным данным было убито 130 человек, ранено 299 (позднее 34 из них скончались). В дальнейшем появились данные 4600 убитых и раненых в «кровавое воскресенье». Описанные события послужили спусковым крючком к началу первой русской революции. После того, как правящий режим совершил прямое злодеяние, после того, как государь недвусмысленно продемонстрировал своё подлинное отношение к народу, де-факто расписавшись в своей поддержке эксплуататоров, народу стала очевидна бесперспективность попыток примириться с грабежом и с произволом. И только развертывание массовой самоё жёсткой борьбы с угнетателями, избавление страны от самодержавия, от всевластия буржуазно-помещичьей «элиты» могло открыть перед трудящимся большинством дорогу к обретению достойной жизни.

В настоящее время формируется ряд искажённых представлений о событиях 9 января 1905 года. Нередко антикоммунисты (главным образом – апологеты монархизма) пытаются доказать, будто Николай II не был причастен к разгону мирного шествия. Какие только версии не выдвигаются, призванные вывести царя из-под огня критики: то это было делом рук будто бы окопавшихся в органах государственного управления и в силовых структурах сторонников революционных движений, стремящихся дискредитировать в глазах народа самодержавие, то трагедия произошла в силу «самоуправства чиновников», пошедших на принятие жестких мер без ведома государя. На наш взгляд, первая версия вообще не может рассматриваться в серьёз. Начать с того, что на протяжении прошлых веков монархия многократно топила в крови народные восстания, бросала в застенки тех, кто возвышал голос в защиту свободы, равенства и справедливости. Подавление крестьянских бунтов с использованием армии было частой практикой. Что же касается разгона шествия 9 января, то решение о размещении подразделений армии и полиции на окраинах Петербурга с целью недопущения рабочих в центр города (равно как и о применении против демонстрантов силы в случае их отказа от повиновения приказу разойтись по домам) было принято на прошедшем накануне совещании с участием министра внутренних дел, директора департамента полиции, министра юстиции, министра финансов, градоначальника Санкт-Петербурга, начальника войск гвардии и Санкт-Петербургского военного округа. Власти вознамерились применить силу против народа именно тогда, когда им стало известно о наличии в «гапоновской петиции» не только социально-экономических, но и политических требований, касающихся демократизации системы государственного управления, созыва избираемого всеобщей, равной и тайной подачей голосов Учредительного собрания, введения свободы слова, печати, совести, собраний, равенства перед законом, установления ответственности министров перед народом. Царские чиновники отдавали себе отчёт в том, что при внедрении демократических механизмов управления страной, при открытости власти перед народом возможности «элиты» вить верёвки из трудящихся, стоять над обществом и обращаться с ним как с расходным материалом (и, соответственно, безмерно обогащаться за счет страны) резко сократятся. Поэтому правящие круги решили устрашающе воздействовать на народ, отучить его от стремления бороться против господства «избранных».

Что бы не утверждали «охранители», ответственные за пролитие на улицах Петербурга крови правительственные чиновники и силовики действовали с ведома императора. Во-первых, вечером 8 января 1905 года министр внутренних дел П.Д. Святополк-Мирский в ходе визита в Царское село поставил Николая II в известность о петиции Гапона, о подготовке шествия и о предпринятых властями мерах. Во-вторых, содержание дневниковых записей царя недвусмысленно подчёркивает его солидарность с действиями тех, кто принял решение атаковать участников шествия к Зимнему дворцу пулями и саблями. В своих заметках он, возлагая ответственность за трагедию на рабочих, дал понять, что считает правильным открытие огня по мирным демонстрантам: «В Петербурге произошли серьёзные беспорядки вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять в разных местах города, было много убитых и раненых….». В-третьих, царь, стоявший на вершине пирамиды государственного управления, обладавший абсолютной властью, нёс полную ответственность за все действия подчинённых ему министров и силовиков.

Январский прецедент 1905 года продемонстрировал, что власть, представляющая интересы эксплуататорского меньшинства, не желает знать о нуждах народа. Царизм создал ситуацию, при которой не только оппонировать, но даже жаловаться власти на тяготы жизни политически и юридически опасно для здоровья и жизни простых людей. Адепты самодержавия считали и считают, что обществу следует как должное принимать все, что с ним делают верхи. Любое проявление несправедливости произвола, с точки зрения реакционеров, нужно стойко переносить – иначе люди «раскачивают лодку», «провоцируют смуту» и т.д. Похожую демагогию «элита» использовала и использует для одурманивания сознания народа, чтобы за счет этого можно было выжимать из него соки.

Между прочим, подобный прецедент и в наши дни даёт о себе знать. Наблюдающееся на фоне высокого социального расслоения, безудержного обогащения горстки олигархии при обнищании и вымирании большинства соотечественников непрерывное обрубание каналов обратной связи власти и общества (от усиления манипуляции избирательным процессом до сокращения возможностей мирного проведения уличных протестных мероприятий), фактическое приравнивание критики деятельности представителей власти едва ли не к «экстремизму», к «антигосударственной деятельности», – всё это создаёт опасную обстановку, знаменующую собой возвращение времён бесправия большинства народа, вынужденного терпеть лишения ради роскоши «верхних десяти тысяч». Причем сторонники такого курса на полном серьёзе считают, что подобные меры будто бы способны консолидировать нацию, укрепить внутреннюю стабильность и обеспечить динамичное развитие страны. На самом деле игнорирование интересов большинства населения, «закручивание гаек» даст противоположный результат. Закрытие клапана паровоза с целью недопущения выпуска пара рано или поздно приведет к перегреву и кончится взрывом котла, который повредит машину. Вот таким же незавидным образом кончаются обращение власти с народом как со скотом, потакание алчности правящего класса, попытки загнать в стойло большинство населения. И ответственность за возможные потрясения ляжет на плечи тех, кто ставил себя выше общества, выше закона, считал, что можно с людьми творить что угодно, поскольку они будто бы всё стерпят. Ничего подобного! История доказывает, что как только у народа отбирают последнее, он, сплачиваясь, начинает давать отпор своим притеснителям.

Только при полном удовлетворении разумных потребностей общества, при максимальном учёте интересов  трудящегося большинства возможно обретение действительно прочной стабильности. Тем не менее, апологеты грабительского олигархического капитализма, реставрации самодержавия по-прежнему готовы продолжать играть с огнем, приклеивая ярлыки всем несогласным, а подчас подвергая их расправам. Разве не это мы наблюдаем сегодня? Если в «лихие 90-ые» принципиальных противников распродажи страны, подчинения её интересов диктату западного капитала, несправедливости пытались поставить на одну доску с фашистами и называли «красно-коричневыми», то теперь их записывают в ряды «иностранных агентов» или «экстремистов».

Можно и нужно понять, когда применяют санкции в отношении явных врагов России, пропагандирующих сдачу территорий нашей страны иностранным государствам, открыто поддерживающих марионеточный украинский нацистский режим, распространяющих придуманные на Западе фейки о мнимых «зверствах российской армии» и подчас призывающих ВСУ атаковать российские позиции, то здесь никаких вопросов нет. Крепко связанный с западным транснациональным капиталом олигархический режим и засилье чуждых нашему народу ценностей действительно породили определённое число ориентированных на заграницу людей, готовых быть пособниками иностранных держав. С дейтельностью такой публики действительно общество обязано бороться, если хочет сохранить себя, свою культуру, территорию, остатки экономической самостоятельности. Но когда в «иноагенты» и в «национал-предатели» записывают тех, кто критикует происходящее с патриотических позиций, тех, кто просто возмущается попранием интересов народа и отступлением от принципов справедливости, то это не может не вызывать возмущения и неприятия. Как тут не вспомнить попытки дать подобные характеристики то участникам прошедших в начале 2005 года выступлений противников монетизации льгот, то абсолютно всем (не только либералам, но даже коммунистам и национал-патриотам) участникам митингов против манипуляции выборами и их фальсификаций в 2011 – 2012 гг., то протестовавшим в 2015 году против введения платы за проезд грузовых автомобилей по автомагистралям дальнобойщикам. А взять мотивировку принятия городской администрацией Барнаула в мае 2022 года отказа региональному отделению КПРФ в проведении пикетов против повышения цен. Чиновники утверждали, будто подобные акции могут привести к «формированию негативного отношения к спецоперации на Украине, к необоснованному росту социальной напряжённости» (хотя по настоящему к негативному отношению к СВО и к нарастанию внутреннего возмущения приведет как раз именно потакание власть имущих взвинчиванию монополистами и спекулянтами цен, а вовсе не негодование доведённого до отчаяния народа). Все это настолько было пропитано дичайшим абсурдом и цинизмом, что даже Центральный районный суд Барнаула признал решение городской администрации незаконным. Но подобный подход барнаульских властей представляет собой далеко не единичный случай, а скорее концентрированно выражает общее отношение власти к народному протесту и является следствием морально-политической обстановки, сформированной во время неолиберальных «реформ» системы.

Впрочем, современные «охранители» не являются первопроходцами в приклеивании ярлыков противникам господства олигархии, грабежа и притеснения народа. К таким же уловкам прибегал и царский режим. Например, после «кровавого воскресенья» рупоры самодержавия (как, впрочем, и его влиятельные представители) внушали, будто произошедшее 9 января 1905 года кровопролитие на улицах Петербурга было следствием попыток агентуры иностранных государств «раскачать лодку». Так, в опубликованном 14 января 1905 года послании Священного Синода подчёркивалось, что «беспорядки» будто бы произошли вследствие влияния стремившихся спровоцировать в России междоусобицу и затруднить снабжение армии её военных противников. В ту пору как раз шла русско-японская война, которая по задумке властей должна была стать маленькой и победоносной, но оказалась не такой уж маленькой и вовсе не победоносной, и при этом заметно обострила многие и без того весьма серьёзные противоречия внутри России. В свою очередь, Николай II, выступая с составленной петербургским генерал-губернатором Д.Ф. Треповым во время прошедшей 19 января 1905 года встречи с депутацией рабочих, утверждал, что участники разогнанного шествия к Зимнему дворцу будто бы «дали себя вовлечь в заблуждение и обман изменниками и врагами нашей родины». И такие характеристики царизм давал в отношении лояльных ему организаций, прилагавших с помощью охранки усилия по ограждению рабочих от влияния революционного движения, канализировавших протест в лояльное императору русло. Тем самым самодержавие подчеркнуло, что даже прошение народом о своих нуждах, пусть и в верноподданическом ключе, является тяжким грехом, будто бы достойных самой суровой кары.

Высока вероятность, что некоторые в ответ на это выдвинут тезис об особенностях военного времени. Сегодня на слуху утверждения, будто бы война с Японией требовала максимального напряжения сил общества, ужесточения внутреннего режима и пресечения любых протестных выступлений. Но, во-первых, можно долго говорить о разных типах войн – о справедливых и о несправедливых, об освободительных и о захватнических. В  частности, не мешало бы вспомнить о стремлении двух «великих держав» к переделу сфер влияния в Китае для его эксплуатации правящими «элитами» обеих противостоявших друг другу стран. Людей посылали на фронт не ради спасения своей Отчизны от иностранных захватчиков, не ради освобождения других стран от грабежа, а ради финансовых устремлений горстки олигархии. Понятно, что такая политика в корне противоречила интересам русского народа. Во-вторых, серия масштабных поражений России в противостоянии с Японией свидетельствовала о неустойчивости её системы, о неспособности царизма обеспечить надёжную оборону страны (не говоря о потребностях общества). И это не могло не вести к повышению градуса протестных настроений. В-третьих, все тяготы военного времени перекладывали только на плечи рабочих и крестьян, то увеличивая рабочее время при отказе от повышений заработной платы, то заставляя терпеть нужду. При этом горстка помещиков и финансово-промышленных магнатов продолжала пировать, жить в своё удовольствие, наживаться на военных заказах, на усилении эксплуатации людей наёмного труда. Столь откровенная несправедливость также вызывала всплеск общественного возмущения. В-четвёртых, если инициаторы шествия 9 января 1905 года как раз стояли на конформистских позициях. Если кто и сеял семена общественного раздора, так это те, кто позволял богачам под шумок военных условий сильнее измываться над людьми труда. Соответственно, упрёк участников мирного шествия в злых намерениях был не по адресу. В конце концов, если бы дело было обусловлено кознями иностранных разведок, то как же это допустила хвалёная царская охранка? И почему на улицы Петербурга вышло огромное количество рабочих, многие из которых ещё сохраняли верноподданические настроения? Следовательно, проблема была неизмеримо глубже, чем какие-то интрижки отдельных «подрывных элементов». Наконец, не тем, кто сводил происходящее в 1905 году к деятельности иностранной политической агентуры, было учить всю страну патриотизму. Ставка царизма на доминирующую роль иностранного капитала в русской экономике (целый ряд отраслей на 70-80% находился под полным контролем иностранного капитала), проведение политики, доведшей до втягивания России в паутину внешней финансовой задолженности, а в последствии и соединение свергнутого эксплуататорского класса с интервентами Антанты – эти и многие другие факты свидетельствуют о многом. Теперь ясно, что под разговорами о «патриотизме», о борьбе против «иностранного политического влияния» самодержавие и его буржуазно-помещичья опора понимали исключительно собственное всевластие. А подлинные интересы России и народа были для них пустым звуком, и в момент, когда вставал вопрос об их богатствах, вообще стало препятствием – национальными интересами торговали направо и налево.

Впрочем, наличие серьёзных проблем, приведших к событиям 9 января 1905 года, не могли не признать даже представители власти. Например, сам Николай II, выступая на ранее упомянутой встрече с депутацией рабочих, констатировав нелегкое положение трудящихся, сообщил, что «многое надо улучшить и упорядочить». Но при этом царь призвал рабочих «иметь терпение», быть справедливыми «к… хозяевам и считаться с условиями нашей промышленности». Знакомая песня, не правда ли? Сколько раз за весь постсоветский период власть имущие, заверяя народ в готовности осуществить поворот к социальной ориентации, уверяли, что для этого требуется время, а проведение новой политики требует «учета возможностей», «баланса интересов» всех социальных слоёв населения, в том числе олигархического капитала. Опыт не только СССР, но и политики коммунистов, руководящих регионами «красного пояса», показывает, что добиться повышения уровня жизни народа и обеспечения гармоничного экономического развития можно в сжатые сроки при более справедливом распределении ресурсов, при их использовании в интересах большинства населения, а не кучки «хозяев жизни». А если львиная доля национального дохода оседает в карманах буржуев, если власть намеревается решать социальные проблемы при сохранении «статус-кво», всех привилегий правящего класса, то тогда дело не сдвинется с мёртвой точки. При таком раскладе общество останется обделённым, поскольку все финансовые потоки будут превращаться в сверхприбыли, в дворцы, в яхты «элиты». Император, озвучивая в 1905 году подобную мысль, в завуалированной форме дал понять, что не слишком торопиться облегчать жизнь народа. А слова Николая II о том, что «мятежною толпою заявлять Мне о своих нуждах… преступно» полностью выдавали деспота с головой.

Всё вышеизложенное подчеркивает бесперспективность иллюзий о возможности поиска общего языка с любой выражающей интересы класса эксплуататоров властью. Только сплочение трудящихся в борьбе за социализм и за народовластие способно проторить дорогу к проведению прогрессивных преобразований.